– Дурак был.

– А сейчас поумнел? За десять лет ума много прибавилось, да? Все-таки не годится это, слышишь ты, не годится такие обереги терять. К большому несчастью это, – Потехина заглянула в лицо Симонова, – и так у меня на сердце тяжело, страшно, неспокойно, а тут еще…

– А чего ты боишься? – спросил Симонов. – Ресторан открыли.

Потехина снова легла. Немного отодвинулась к краю кровати. Натянула на себя шелковое кремовое покрывало.

– Давай спать, что ли, поздно уже, – сказала она, – мне завтра рано вставать.

Глава 26

Подвох

От допроса Симонова Никита Колосов не ждал никакого подвоха. Беседа грезилась ему в самых мирных, традиционных протокольных рамках: видел? Не видел. Знаешь? Не знаю. Катись. К тому же мысли Колосова были заняты совсем другой новостью: с утра стало известно, что Юрий Воробьев задержан прокуратурой, возбудившей совместно с ФСБ уголовное дело по факту хищения таллиума сульфата из НПО «Сатурн». Оставалось лишь гадать, какими будут последствия этого шага. Колосов, как всегда, ничего хорошего не ждал. А Лесоповалов, взвешивая все шансы за и против задержания главного свидетеля, делал следующий вывод: «Мы, Никита, свои обещания перед парнем сдержали? Сдержали. На воле его оставили погулять. За нары пусть на чекистов обижается. А они, в свою очередь, тоже правы. Вор должен где сидеть? В тюрьме».

Насчет методики допроса свидетеля Симонова Серафима Николаевича и беспроигрышного способа быстрейшего знакомства с ним в неформальной обстановке у Лесоповалова тоже уже имелось готовое решение:

– А что с ним резину тянуть, Никита? Он у нас под наружкой второй день. Ночевал сегодня у Потехина на квартире. Сейчас отчалит куда-нибудь на «Ровере» своем – передадим сигнал по трассе. На первом же посту его тормознут, проверят документы. К тачке придерутся – мол, в розыске у нас она. И пожалуйста, наш он, беседуй тут с ним хоть до утра. Эх, первый раз, что ли?

Для Лесоповалова подобные комбинации были действительно весьма привычны. Колосов был в курсе и поэтому поручил всю организационную сторону этой авантюры другу. Самому же ему пришлось терпеливо ждать, пока Симонова проведет по трассе наружка, пока его остановят гаишники и затем уже с поста ДПС доставят для допроса в управление розыска.

Короче, времени было потрачено впустую достаточно, а тут, как на грех, после обеденного перерыва к нему заглянула Катя. Рассказала о вчерашней так и не состоявшейся встрече с Моховым – интересно, чего все-таки он хотел? Отчего не приехал и не надо ли его в связи с этим допросить повторно?

– Ладно, Мохова я на днях вызываю, – пообещал Никита и потом, словно кто за язык его тянул, признался: – Сейчас Симонова привезут. На него данные любопытные Лесоповалов получил. Если хочешь – можешь поприсутствовать. Он, кажется, на кладбище произвел на тебя сильное впечатление.

– Обязательно поприсутствую, – сразу оживилась Катя. – Только вот переоденусь. А насчет сильного впечатления ты прав, Никита. А что, там, на кладбище, это так заметно было?

Она ушла и долго где-то пропадала. Вернулась, когда уже Симонов сидел в кабинете розыска. Вид Кати заставил всех присутствующих в кабинете мужчин (Лесоповалов, естественно, тоже был тут) на время прервать беседу. Дело в том, что Катя появилась в форме. Мундирчик свой она примеряла редко – не то что по великим общенациональным праздникам, а еще гораздо реже. Колосов сразу заподозрил, что сделала она это намеренно, причем исключительно ради Симонова. Милицейский мундир Кате шел.

– Извините, я на совещании в министерстве задержалась, – с ходу бодренько соврала Катя. – Никита Михайлович, я не помешала?

Колосов буркнул: «Нет». Лесоповалов уставился на Катю с интересом, точно видел ее впервые в жизни, а Симонов…

Он тоже оценивающе оглядел Катю с ног до головы и небрежно бросил:

– Я что-то не врубился, господа, вы меня все трое хором будете допрашивать? Девушка – капитан, а вы что – из ГАИ? Так возьмите меня под свою защиту – мне тут какую-то лапшу на уши вешают, что машина моя – краденая.

– Никто не утверждает, что ваша машина краденая, – возразил Колосов. – У вас просто в документах путаница. А номер вашей машины вроде по нашему банку данных «автопоиск» проходит.

– Да не может такого быть, – сказал Симонов.

– Мы все проверим – и доверенность, и техпаспорт, не волнуйтесь, – заверил его Колосов, – а пока проверка идет, у нас к вам, Серафим Николаевич, со своей стороны есть вопросы.

– С чьей стороны-то? – уточнил Симонов у Кати.

– Со стороны уголовного розыска, – ответила она. И не могла удержаться, чтобы украдкой не рассматривать его, изучать, мысленно сравнивая и с Колосовым, и с Лесоповаловым, и даже – что греха таить – с мужем, «драгоценным В.А.». Всем им было ой как далеко до Симонова, и не только в плане внешности, но и в умении владеть собой. Симонов вел себя спокойно. Даже насчет машины препирался как-то лениво, словно ему абсолютно все равно было, где он, кто с ним и о чем его будут спрашивать. Катя наблюдала за ним, и ей действительно хотелось узнать – правда ли ему все равно или это только его поза, маска?

– С уголовным розыском еще дел не имел ни разу, – сказал Симонов, с вялым любопытством оглядывая тесный душный кабинет с решетками на окнах. – Судьба миновала.

– А с другими службами общались? – внезапно спросил молчавший доселе Лесоповалов. – Со спецслужбами, например?

Симонов перевел на него спокойный ленивый взор: о чем ты, дорогой?

– Вы ведь ранее не судимы, Серафим Николаевич, – продолжил Лесоповалов. – Очень мне это даже удивительно. Как вы при вашей-то бурной жизни сумели уклониться от зоркого ока закона? Мы тут с некоторыми фактами вашей биографии ознакомились. Я прямо не знаю, что и сказать вам…

Катя посмотрела на Колосова: о чем это Костик Лесоповалов так грозно и так многозначительно? Какие такие данные пришли на Симонова? Откуда? О чем?

– Серафим Николаевич, вы ведь актер по профессии? – спросил Никита. – А в каком театре вы играли до переезда в Москву?

– В Ростовском драматическом. А до этого в Симферополе два сезона.

– Но ведь это не основная ваша профессия, правда?

Симонов посмотрел на Катю и улыбнулся ей. И Катя неожиданно почувствовала, что щеки ее предательски заливаются румянцем, а жесткий воротничок форменной рубашки душит, как петля.

– Скажите, вы участвовали в боевых действиях в Абхазии в начале девяностых? – самым зловещим голосом осведомился Лесоповалов. – Вы были ранены во время этих боевых действий?

– У вас же наверняка полное досье на меня. Чего же меня-то спрашивать? – усмехнулся Симонов.

– А за кого вы там воевали? – с искренним любопытством спросила Катя. – На чьей стороне?

Симонов улыбнулся ей еще приветливее. Покачал головой: ну, братцы, вы и даете. Вспомнили, называется.

– А в девяносто втором вы приезжали в Тирасполь, в Приднестровье? – не унимался Лесоповалов. – Вы ведь там, кажется, непосредственно со Смирновым встречи имели. В Приднестровье ваши симпатии были более явно обозначены, чем на Кавказе?

– Я не понимаю. О чем вы? – сказал Симонов.

– О том, что слухи о вас разные ходят, Серафим Николаевич, в столице в связи с событиями десятилетней давности. Я вот что, например, слышал из весьма компетентного источника – воевали вы в Абхазии в начале девяностых сначала на стороне Сухуми против Гомсахурдиа. Затем в национально-освободительной идее вроде бы разочаровались, и даже больше. Слыхал я – был некий бой в ущелье, где попал в засаду абхазский штурмовой отряд. Почти весь он был уничтожен, и только вы – замкомандира штурмовиков – остались живы. И более того, через какое-то время снова возглавили штурмовой отряд горных стрелков, только уже с грузинской стороны. Потом и этот отряд полег в неравном бою. Поговаривали, что кто-то выдал неприятелю – пардон, абхазской национальной гвардии – карту проходов через минное поле. Отряд был уничтожен. А вы снова остались целы-невредимы, даже потом снова в Сухуми приезжали.